Молодо́й писа́тель сади́тся за пи́сьменный стол и придвига́ет к себе́ лист бума́ги. Он ви́дит пе́ред собо́й нея́сные очерта́ния расска́за и́ли по́вести, рису́ются ему́ челове́ческие хара́ктеры, собы́тия, разгово́ры. Во всём э́том ещё мно́го тума́на, но писа́тель уже́ ощуща́ет не́что це́льное, хо́чется сказа́ть — кру́глое. Ему соверше́нно ясна́ мысль произведе́ния. У него́ есть за́писи наблюде́ний, мо́жет быть специа́льно подо́бранная литерату́ра.

Не секре́т, что тоталита́рная власть держа́лась на трех столпа́х, прозорли́во предска́занных ещё Достое́вским: чу́до, та́йна, авторите́т. Большевика́м удало́сь — таки заста́вить наро́д уве́ровать пре́жде всего́ в сотворе́ние и́ми чу́да ("от Росси́и ла́потной — к Росси́и индустриа́льной, от сохи́ и лучи́ны — к тра́ктору и ла́мпочке Ильича́, от темноты́ и заби́тости — к всео́бщей гра́мотности; от вопию́щей социа́льной несправедли́вости — ко всео́бщем свобо́де и ра́венству и т.д."). Авторите́т? — что ж, их власть, действи́тельно, вы́глядела и легити́мной, и несокруши́мой, и авторите́тной для подавля́ющего большинства́ подсове́тского населе́ния и да́же для "мирово́го империали́зма". И, наконе́ц, та́йна, вели́кая и всеобъе́млющая, госуда́рственная, парти́йная и вое́нная и персона́льная, когда́ речь могла́ зайти́ об их вождя́х и их же́ртвах, — ра́зве не цари́ла она́ на протяже́нии всех семи́ десятиле́тий, отпу́щенных им исто́рией?
И. Коси́нский